РАЗ В ТЫСЯЧУ ЛЕТ

Абсолютно ничто не предвещало в то утро никаких событий. Владимир Иванович Беззубкин, а для друзей и для себя самого просто Вовочка, сорокапятилетний поэт областного масштаба, проснулся в безукоризненном расположении духа. Киску, свернувшуюся под одеялом, он будить не стал, а сразу прошел на кухню и стал варить кофе. Потом, когда кофейный дух растекся по квартире, Вовочка побрился, не без удовольствия рассматривая себя в зеркале. Зеркало украшал трафарет: 'Разговор не более 3-х минут!' Раньше оно висело в каком-то учреждении у внутреннего телефона. Такого рода таблички и плакатики были Вовочкиной невинной страстью. Так, гостиную его украшали строгие плакаты 'Бдительность - прежде всего!' и 'Не оставляйте секретных документов в местах, не обеспечивающих их сохранность и доступ к ним посторонних лиц!', таблички: 'Мест нет', 'Столик не обслуживается' и 'Штраф  50 рублей'. Кухня пестрела предупреждениями: 'Осторожно, работают люди!', 'Опасная зона!', 'Не стой под грузом!', 'Стой!' и 'Не прислоняться!'. Что касается ванной, то на двери ее висела огромная жестянка: 'За буйки не заплывать!!!'

Вылив кофе, Вовочка слегка взлохматил шевелюру и пошел к выходу - у него были свои поэтовы дела в издательстве. На двери красовался светящийся транспарант: 'Выхода нет!' С лестничной площадки доносился крутой аромат Борща - именно Борща с большой буквы, густого, ароматного, с косточкой. Вовочка открыл дверь и вышел...

Черта с два. Никуда он не вышел. Он толкнул дверь и ВОШЕЛ вновь в свою собственную квартиру. Это из нее тянуло борщом, на кухне раздавались обычные кухонные звуки и доносились оттуда голоса, и один из голосов принадлежал законной его Вовочкиной, жене Эльвире, которая в настоящий момент быть на кухне никак не могла, потому что находилась в городе Гагра, на побережье далекого отсюда Черного моря:

- Пришел? - крикнула Эльвира.- Наконец-то! А то мы тут ждем, не дождемся... - и те, на кухне, рассмеялись непонятно, но громко.

Вовочка оглянулся назад: там, за незакрытой дверью, тоже была его квартира, и в рифленом стекле двери спальни преломлялось что-то легкое и розовое - то есть не что-то, а Киска в пеньюаре. Киска встала и сейчас выглянет сюда, и увидит...

Вовочка захлопнул дверь, замок щелкнул.

- Чего ты возишься? - воззвала Эльвира. - Помочь тебе, что ли?

И в этот момент грянул телефон. Он стоял здесь же, в коридоре, на полочке, только руку протяни, но Вовочка руку не протягивал. Он смотрел на телефон, как на бомбу, как на змею, поднявшуюся на хвосте, и ему становилось все страшнее, страшнее - пока не сделалось почти все равно...

- Да возьми же ты трубку! - крикнула раздраженно Эльвира.- У меня руки мокрые! - и те, на кухне, опять непонятно почему захохотали.

Невесомой рукой Вовочка взял невесомую трубку. В ней раздались шаги, тяжелые и медленные, шуршание, и ровный, без выражения, голос сказал:

- Дом окружен. Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь. Вам гарантируется безболезненная эвтаназия и сохранение личного имущества.

Голос смолк, и в тишине остались только тоскливые далекие звуки: будто скрипела где - то калитка да завывал в проводах ветер.

Колени Вовочки подогнулись, и он по стенке сполз на пол...

- Да что же это такое?!- с тревогой в голосе кричала Эльвира.- Что там у тебя? Случилось что-нибудь? Почему ты молчишь? Я сейчас...

- Ничего - хотел сказать Вовочка, но 'ничего' у него не получилось, а получилось что-то вроде ' ч а в! '

- Посмотри-ка сходи, - велела Эльвира кому-то из своих кухонных компаньонов.

Раздались шаги, шаги вышли в коридор - вышли сами по себе, никого при них не состояло, ни тела, ни ног,- постояли, подошли совсем близко, так, что Вовочка ощутил живое тепло и запах чеснока, колбасы и водочного свежачка, невидимые руки взяли с пола пикающую трубку и вернули се на рычаги...

- Никого тут нет,- сказал над Вовочкой глуховатый голос.- А трубка на полу лежит. Странно.

- Странно,- близким голосом откликнулась Эльвира.

Шаги прошли сквозь Вовочку, дверь открылась в гулкую пустоту лестницы.

- Никого,- подтвердила Эльвира.

- Странно,- откликнулся глуховатый голос.

- Ну просто очень странно,- подтвердил еще кто-то.- Я читал, что так бывает. Только я забыл, как называется. Иностранное ученое слово.

 Шаги вернулись на кухню.

- Ну так я вам говорю,- громче, чем прежде, заговорила Эльвира. - Я, говорю, эти ваши намеки гнусные очень даже хорошо понимаю. Но, говорю, сейчас прямо ничего отвечать не буду. Я, говорю, подожду - вот обстоятельства созреют, как надо, вот тогда я и отвечу по форме номер восемь...

И тут за дверью раздался крик. Кричала женщина. Кричала Киска. Кричала так, что Вовочка съежился и стал ждать всего, что только может быть. 'А-а-а!- кричала Киска,- уберите это от меня!!!'

Вот сейчас, представлялось Вовочке, в щепки разлетится дверь и просунется зеленая чешуйчатая лапа... Киска кричала долго, может быть, полчаса, потом стала замолкать, страшно, нечеловечески замолкать - будто душа уже отлетела, а тело еще кричит, исходит криком... Вовочка, не смея зажать уши, потихоньку отползал от двери, пока не оказался под самой дверью кухни. Крик стих, и снова стали слышны голоса. Теперь Эльвира делилась с невидимками подробностями интимных привычек Вовочки. Еще весь колыхаясь внутри, как степлившийся студень, от пережитого ужаса, Вовочка встал на неверные ноги и прошел на кухню. Кастрюля с борщом стояла на плите. Вовочка взял со стола сахарницу и высыпал сахар в кастрюлю. Голоса разом смолкли. Вовочка поднял над головой и швырнул об пол стопку тарелок, выбил табурет из-под чьей-то задницы, взял спички и хотел было поджечь занавески, но передумал и бросил спички в борщ. Туда же он опорожнил пепельницу. Кто-то осторожно, роняя все на своем пути, пятился к выходу из кухни; потом побежал и упал, вскочил и побежал дальше. Вовочка торжествующе захохотал. Ему стало легче. Немного не довершив разгрома, Вовочка выглянул в прихожую. Никого не было. Дверь осталась приоткрытой, и за дверью была просто лестничная площадка. Кошмар кончился, понял Вовочка, и заторопился - вниз, вниз по лестнице, на второй этаж, на первый, на улицу...

Ох, не стоило ему торопиться! У дверей подъезда стояли часовые, прямо напротив двери, в песочнице, было оборудовано пулеметное гнездо, а на въезде во двор громоздился, растопырив во все стороны стволы пулеметов и пушек, пятнистый многобашенный танк. Пока ошалевший Вовочка понимал, что к чему, к нему подошел офицер в форме внутренних войск; на одном плече его был погон с четырьмя маленькими капитанскими звездочками, а на другом - с одной средних размеров майорской.

- Гражданин Беззубкин? - скучным голосом спросил капитан-майор.- Пожалуйста, встаньте вот сюда, к стенке. Так, ноги на ширину плеч, руки можно за голову... Азизов, Алиев, Аванесян - ко мне! Становись! Товьсь! Гражданин Беззубкин, ваше последнее слово.

- Последнее?- переспросил Вовочка.- Как это - последнее? За что?!!

- Зафиксируйте: последними словами гражданина Беззубкина были слова: 'Как последнее' и 'За что',- сказал капитан-майор вынырнувшему из-под его локтя плюгавенькому солдату с блокнотом.- Упускаете шанс, Беззубкин,- усмехаясь непонятно чему, сказал он Вовочке.- Как знать, Владимир Иванович, может быть, от вас сейчас судьбы мира зависели? А, ладно,- сказал он как бы сам себе, - подождем немного, авось, что и придумается... Даю вам минуту на размышления. Время пошло.

Это была, наверное, самая длинная минута Вовочкиной жизни. Густой непробиваемый туман, обволакивающий все извилины, не давал пробиться ни единой мысли - Вовочка только и мог, что переводить глаза с одного автоматного зрачка на другой, потом на третий, и обратно. 'Азизов, Алиев, Аванесян, - думал он.- Почему они все на 'А'? Это неспроста...'

- Минута прошла,- сказал капитан-майор, пряча в карман часы.- Итак, ваше последнее слово?

В глазах у Вовочки померкло, и он только и смог, упав на колени, простонать:

- Братцы! Отпустите, Христа ради!..

- Это все?- разочарованно спросил капитан-майор.- Это-то нам как раз очень просто сделать. Идите, Владимир Иванович. Но только в дом. Выходить вам пока нельзя. Когда придет час, вам все объяснят. Идите.

Вовочка не двинулся с места, а капитан-майор повернулся и пошел прочь какой то совсем не офицерской походкой, устало волоча ноги, и Вовочка слышал, как он бормочет: 'Говно народ. Раз в тысячу лет, может, выпадает такое... Раньше вон душу за это продавали, а теперь - отпустите да отпустите...'

Не помня себя, Вовочка вплыл в подъезд. Сил не было никаких и ни на что, даже на то, чтобы добраться до квартиры, и он сел на ступеньку и сидел долго, обняв толстенный железный прут перил и уставившись взглядом на щербину в кафельном полу - выпавшая плитка была как пустое место между зубами. Беззубкин, подумал он. Судьбы мира, говорит, были в твоих руках. Шанс, мол, упустил: До него стало доходить - медленно, но стало. Ах, черт! Вовочка вскинулся, чтобы бежать обратно и искать этого странного капитана-майора, но вспомнил пустые зрачки автоматов и остался сидеть. Второй раз он мог не отделаться так легко.

Внизу бухнула дверь подвала, и поднялись наверх две девушки странного вида - затянутые в черное трико и в белых шляпах на головах.

- О! Джентльмен! - сказала одна.- Джентльмен, пойдемте с нами!

- Куда? - осторожно спросил Вовочка. Шпионки, мелькнуло в голове. Их-то и караулят под дверью:

- Вам будет интересно,- сказала вторая.- Играет музыка, и все танцуют. Вы танцуете?

- Не знаю,- сказал Вовочка.- Смотря что.

- Блэкаут, например,- сказала одна.

- Можно и рэдаут,- сказала вторая.

- Но там нет люстры,- возразила первая.

- Идемте?- спросила вторая.

- Иду,- сказал Вовочка.

Кряхтя, он поднялся на ноги и двинулся следом за девушками. И тут же чуть опять не упал: их черные, с высоким воротником трико, имели солидных размеров вырезы в форме сердца, и не где-нибудь, а на ягодицах. На правой ягодице у одной был нарисован приоткрытый рот, а у другой - подмигивающий глаз.

Весь в поту, не зная, куда смотреть и что думать, судорожно хватаясь за надежные перила, Вовочка добрался до четвертого этажа. Не стучась, девушки вошли в квартиру. Вовочка помялся на пороге и вошел следом. На него тут же обрушилась мягкая какофония звуков: сумрачная музыка, голоса, механическое гудение. Его провожатые задержались перед зеркалом, поправляя что-то в своей внешности, подрисовывая какие-то подробности - и тут Вовочка неожиданно для себя громко сглотнул. Девушки обернулись к нему.

- Вы девственник?- удивленно спросила одна.

- Нет,- хрипло сказал Вовочка, пытаясь взять себя в руки.

- Из какого вы года?- чуть нахмурясь, спросила вторая.

- Что?- не понял Вовочка.

- Вы впервые на Треке?- догадалась первая.- И, наверное, из двадцатого века, да?

- На каком Треке?- спросил Вовочка.- Объясните мне, что происходит?

- Ой,- сказала вторая,- вам так все объяснят, так объяснят!

Обе засмеялись и, подталкивая друг дружку плечиками, вошли в комнату. И тут же из комнаты в прихожую просунулся кто-то очень бородатый.

- А-а!- радостно сказал бородатый.- Ну, заходите. Новенький?

- Новенький, новенький,- наперебой из-за его спины заговорили девушки,- еще ничего не знает, двадцатый век, серость:

-Так тем же интереснее,- сказал бородатый.- Ну, входите же!

Комната была большая, в два окна, и находилось в ней человек тридцать: стоя; сидя на различных предметах мебели, на подоконниках, на полу; лежа на полу; находясь в замысловатых позах, когда невозможно сказать, стоит человек, сидит или лежит. Посредине комнаты выламывалось замысловатой формы что-то черное, и хотя это ни на что не было похоже, Вовочке показалось вдруг, что это голая негритянка, танцующая между кострами ритуальный возбуждающий танец. Черное это издавало звуки, и все движения в комнате совершались только в такт этим звукам. Девушки, приведшие Вовочку, прошли, пританцовывая, между сидящими и лежащими, встали по обе стороны этого черного и затанцевали так, как Вовочка никогда не видел и даже представить не мог, что такое возможно. Потом ритм сменился, девушки громко сказали: 'Хо!'- и тут стало происходить странное: в такт музыке их трико стало менять цвет, а местами становиться прозрачным, как бы исчезать - окошечко открывалось то тут, то там, и никак нельзя было догадаться, где оно откроется в следующий момент:

- Пойдемте,- бородач подергал Вовочку за руку.- Это сразу нельзя, опасно.

- Что?- не понял Вовочка.- Что опасно?

- Эйфорофоника, - непонятно объяснил бородатый.- Сразу все нельзя. Надо постепенно начинать, а то перегорите. Или будете, как вон те,- он показал на троих молодых людей, сидящих неподвижно вокруг белого, на вид очень тяжелого шара. Руки их, положенные на шар, светились розовым, будто бы на просвет.

- Наши оргаголики, прямо из лечебницы - и на Трек. Не помогает лечение:- бородатый засмеялся. Они вошли в смежную комнату. Там было внезапно тихо, будто все звуки остались за дверью - незакрытой дверью.

- А лечение: от чего?- осторожно спросил Вовочка.

- От оргаголизма,- сказал бородатый.- Им там пытаются вмонтировать отвращение к наслаждению. Страшное дело. Уже не человек после этого. Но и так - тоже не человек.

- А: вы?..- осторожно продолжал расспросы Вовочка.

- Мы меру знаем,- сказал бородатый.- Садитесь вот.

Он пододвинул Вовочке мягкий стул. Вовочка сел. Бородатый сел напротив него на край стола, обхватил колено руками.

- Устали?- спросил он.

- Да,- сказал Вовочка.- А откуда вы знаете?

- Все через это проходили,- сказал бородатый.- Вынимают и сразу такую взбучку задают: Кто не первый раз, те все-таки что-то помнят, соображают, а кто впервые:- он засмеялся.- Ну, ничего. Побудете пока с нами, потом пойдете. Они обычно первыми вызывают тех, кто недавно на Треке, так что долго ждать не придется.

- Чего - ждать?- спросил Вовочка, чувствуя вдруг, что желудок его начинает медленно падать вниз,- Чего - еще - ждать?

- Да не волнуйтесь вы,- сказал бородатый. - Ну, поговорят с вами. Люди, такие же точно. Тесты же вы все уже прошло, я думаю. Вы из какого года?

- Э-э...- попытался вспомнить Вовочка; не сразу, но получилось: - Из тысяча девятьсот восемьдесят девятого.

- Далеко забрались,- почесал бороду бородатый.- Я из две тысячи двадцатого, и то один из самых ранних. Остальные тут кто из сороковых, кто из шестидесятых... Все глубже и глубже роют. Ох, до чего же они дороются?

- Кто роет?- спросил Вовочка.

- Мы их зовем черпальщиками,- сказал бородатый,- Они из двадцать третьего века. Считают, что мы неправильно живем... да они сами все вам объяснят. Правильно, неправильно - кто разберет, правда? Живем, как можем, а можем так, как получается...

В дверь просунулась одна из девушек - запыхавшаяся, раскрасневшаяся, вся в улыбке:

- Это вы - Беззубкин? Вас зовут.

- Меня? - Вовочка обмер.

- Ну да, конечно. Они первачков стараются пораньше пропустить.

- Может, не ходить?- повернулся к бородатому Вовочка.

- А что будете делать?- спросил бородатый.- Трек закроют, выключат все... Да не бойтесь, идите. Только слушайте их там повнимательнее да вопросов лишних не задавайте. Вообще вопросов не задавайте. Ну, как говорится, ни пуха!

- К черту, - пробормотал Вовочка и пошел за девушкой. На лестничной площадке стоял тот самый плюгавенький солдатик с блокнотом.

- Пойдемте, - сказал солдатик. Они спустились на второй этаж и вошли в квартиру - как раз под Вовочкиной. Там было что-то вроде канцелярии: стоял стол, несколько шкафов, и сидели двое, пожилые, усталые, чем-то неуловимо похожие люди. Только одни был мужчиной, а другая - женщиной. Но это улавливалось не сразу.

- Здравствуйте, Владимир Иванович,- сказала женщина.- Вот и настала пора поговорить лично.

- Здравствуйте,- сказал Вовочка, еще не понимая, как вести себя: нагло или подобострастно.- Но я вас не знаю.

- Разумеется,- сказала женщина.- Можете называть меня Розой, а его - Исидором. Мы черпальщики и работаем в том числе с вами. Сегодня состоялась первая ваша выемка, по поводу чего примите наши поздравления.

- Простите,- сказал Вовочка,- Вы не могли бы объяснить это все поподробнее?

- Позвольте мне,- сказал Исидор.- Мы работаем, как вам, очевидно, уже сказали, в двадцать третьем веке. Там и живем. Живем довольно сложно. Я не буду вдаваться в детали, вам это трудно понять, да и не ваши это проблемы. А наши. Мы проследили корни этих наших проблем и убедились, что они начинаются от существования в обществе людей балластного типа, то есть людей с нейропсихической структурой эндофугальной организации...

- Исидор, братан, извини,-сказала женщина,- но так ты ничего не объяснишь. Извините и вы его,- сказала она Вовочке и улыбнулась,- у него с русским языком вашей эпохи напряженка - негде изучать. Он хочет сказать вот что: мы выявляем в обществе людей, которые не несут в нем никаких функций. То есть они занимают место, но не работают. Или только изображают работу. И еще: когда я говорю 'место' или 'работа', то это очень широкое понятие, по всей ширине семантического поля, просто мне приходится в разговоре с вами использовать знакомые вам слова. В обществе есть много работ, скажем, работа преступника - это тоже для нас работа. То есть мы делаем вывод о полезности того или иного члена общества на основании его противодействия социальной энтропии...

- Как любили в простонароде говаривать в ваше время: по конечному результату,- вставил Исидор.

- Ваш великий современник Лев Николаевич Гумилев - вы не были знакомы с ним?- предсказал, а правильнее сказать, на кончике пера открыл существование социальной энергии; понадобилось очень мало времени, чтобы понять, что существует и социальная энтропия, которая угрожает в наше время всему человечеству. И вот для преодоления социальной энтропии предложено было несколько проектов, в том числе наш, а именно: дренирование прошлого и изъятие тех субъектов, которые наиболее увеличивают энтропию. Вот вы, Владимир Иванович, потребляете социальную энергию в очень больших количествах, но с чрезвычайно низким КПД. Выход энтропии у вас порядка девяноста двух - девяноста шести процентов. Это вовсе не значит, что вы обречены на такое положение природой. Да, ваша нейропсихическая схема такова, что в рамках существующего, а точнее сказать, самопроизвольно складывающегося положения вещей вам трудно добиться более высокого КПД. Для этого мы и изъяли вас на время из вашей реальности - если быть точным, на одну секунду, - и поместили сюда, на Трек, в перпендикулярно текущий поток времени. Здесь с вас сняли матрицу, и онейроническая система заставила эту матрицу прожить пятьдесят ваших жизней по двадцать лет каждая - то есть с двадцати пяти до сорока пяти биологических лет,- добиваясь наименьшего выхода энтропии. В последней модели, которую вы помните, выход энтропии был сокращен до восьмидесяти четырех процентов. Это по-прежнему очень много, и выпустить вас с таким результатом мы не имеем права. Поэтому вам предстоит очередной цикл с комплексом тестов по окончании.

- Вы сказали: 'Которую вы помните',- Вовочка сам не узнал своего голоса: голос был тихий и абсолютно мертвый.- Вы так сказали... Это значит?..   

- Конечно. Это значит, что этой вашей жизни: в роли третьестепенного поэта, с женой Эльвирой,- предшествовали сорок девять других моделей. Но там выход энтропии был гораздо большим.

- Значит, я - матрица? Так вы сказали?

- Да. Когда, изменяя эту матрицу, мы достигнем приемлемых результатов, то мы омолодим тело на двадцать лет, вмонтируем в него эту матрицу и поместим в поток времени в нужном месте.

Это Вовочка слышал, но уже не воспринимал. Ужас от потери себя охватил его целиком.

- Это насилие,- прохрипел он,- Я буду жаловаться! Я буду жаловаться!!! Где ваше начальство?!!

- Добраться до нашего начальства нам с вами будет довольно трудно,- улыбнулась женщина Роза.- Дело в том, что мы с вами существуем только в памяти онейронической системы в виде информационных пакетов, не более того. Настоящий Владимир Иванович Беззубкин находится в анабиозной ванне и ждет, когда вы воссоединитесь с ним.

- Докажите!- запальчиво закричал Вовочка.

- Пожалуйста,- сказал Исидор.- Идите за мной.

Они вышли из квартиры и стали спускаться вниз. Вовочке почему-то почудилось, что он уже вот так же точно спускался по лестнице - в подвал - в темноту подвала - и после не было ничего, все обрывалось... непонятно... Он шел, будто бы наступая в собственные следы. Исидор отвалил тяжелую дверь, и они вошли куда-то: огромный, не видно конца, подземный зал, решетчатые мостики под потолком, а внизу - маслянисто поблескивающая черная поверхность воды, поделенная тонкими перегородками на продолговатые прямоугольники.

- Спустимся?- предложил Исидор.

Вовочка молча кивнул.

Они стали спускаться вниз по крутой подрагивающей металлической лестнице. Потом Исидор вел его куда-то, потом сказал: 'Здесь'.

Под Вовочкой была ячейка этого громадного бассейна, и на поверхности воды плавала оранжевая дощечка с надписью черными буквами: 'АМ870033 БЕЗЗУБКИН ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ' и еще какими-то непонятными знаками. А под табличкой, под водой, странно нечеткое, растекшееся, белело голое тело с характерным родимым пятном у пупа.

-А-а-а!!!- закричал Вовочка - и дальше он уже ничего не помнил.

:Владимир Иванович Беззубкин, главный редактор литературно-художественного и общественно-политического журнала 'Юная листва' побрился, поковырял пальцем не вовремя вскочивший прыщик на подбородке, вырвал торчащий из носа волосок и пошел завтракать. Ника, уютно кутаясь в халатик, разливала чай. Владимир Иванович потрепал ее по попке, сказал что-то шутливое, съел гренку с сыром и потопал на работу. По утрам он всегда ходил пешком. Он чмокнул в щечку секретаршу Дашеньку и прошел в свой кабинет. Сегодня было очень много дел...

Заглянула Дашенька.

- Владимир Иванович,- мелодично сказала она,- там этот пришел, вчерашний: Лазарчук его фамилия.

- Фантастику принес? Гоните его в шею!

                                                                                                                        1988