Андрей ЛАЗАРЧУК,
"РАЗЛИЧИТЬ ИСТИНУ И ВЫМЫСЕЛ НЕВОЗМОЖНО..." (? 8 - 1998)
Прямой разговор с известным отечественным прозаиком ведут читатели
журнала "Если".
Вопрос:
В своих выступлениях Вы неоднократно "отрекались" от фантастики,
тогда как Ваши романы - типичная фантастика. Откуда такая неприязнь
к "собратьям по перу"? (А. Тарасов, г.Пермь)
Андрей Лазарчук:
Думаю, все, кто меня знает, подтвердят: я не испытываю и никогда не
испытывал неприязни к собратьям по перу (клавиатуре). Напротив,
почти все они мне глубоко симпатичны, а самое сильное отрицательное
чувство к некоторым избранным "экземплярам" - это легкое равнодушие.
Возвращаясь же к голове вопроса...
Ну, хорошо. Если кто-то воспринимает мою прозу именно как
фантастику, то это его дело. Смешно протестовать. Я и сам когда-то в
порядке полемики доказывал, что в мировой литературе не существует
ничего, кроме фантастики. Но надо различать, где кончается полемика
и где начинается реальная жизнь. В каких-то рейтингах я, помнится,
обнаруживал среди фантастических произведений "Мастера и Маргариту".
Причем оценка этого шедевра общечеловеческого значения была ниже,
чем "Понедельник начинается в субботу". Возможно, с точки зрения
читателей преимущественно фантастики (ЧПФ) так оно и есть: то есть
фантастическая составляющая "Понедельника..." существеннее и глубже.
Не могу судить, поскольку никогда не был ЧПФ и не могу посмотреть на
это с их колокольни. Так вот, поскольку мои романы имеют некую,
условно говоря, фантастическую составляющую, то я не возражаю против
отнесения их к оному жанру (или виду, как больше нравится). Но сам я
- сугубо для себя - отчетливо различаю, где кончается фантастика и
где начинается нечто другое.
Почти с самого начала работы на литературном поприще я внутренне
отгораживался от фантастики, понимая, что пишу что-то внешне похожее
на нее, но - другое. Другим был сам посыл. Я не вполне понимал,
скажем, что такое "новизна фантастической идеи", о которой так много
говорили во времена моего литературного детства. Мне просто не
хотелось что-то выдумывать, ибо, по моему глубокому убеждению, со
временем только окрепшему, ничего выдумывать просто не имеет смысла,
поскольку все выдумано до нас и без нас. Совокупный мир человека -
внутренний и внешний - уже включает в себя почти все, что, в
принципе, можно изобразить черными значками на белой бумаге. Никто
ведь не называет "фантастикой" античные мифы. Это была обычная
информационная среда того времени. С тех пор по существу мало что
изменилось.
Так вот, владея всей картиной совокупного мира, многие авторы все же
пытаются добавить туда "еще сущностей сверх необходимости", создать
что-то новое, небывалое, свое - или же заглянуть за горизонт,
пространственный или временной. Именно их я и зачисляю в фантасты.
Лично мне по горло хватает уже существующих в человеческом сознании
(подсознании) представлений о мире. Я не фантаст, потому что не
пытаюсь ничего выдумывать - лишь беру из "эфира".
Хотя несколько откровенно фантастических произведений я написал. Это
"Священный месяц Ринь", "Там вдали, за рекой", "Олимп, вас не
слышим".
В конце концов, никто же не пытается называть "фантастикой" картины
модернистов или сюрреалистов, созданные по принципу: "Я так вижу". Я
не пишу фантастику, я так воспринимаю мир.
Вопрос:
В последние годы многие наши писатели-фантасты увлеклись так
называемой "альтернативной" историей, причем подвергаются ревизии
практически одни и те же "узловые" моменты истории. В чем причина
такой повторяемости, то ли фантазия иссякла, то ли здесь затронуты
какие-то более глубинные мотивы? (Ю. Голубева, Москва).
Андрей Лазарчук:
Я хотел бы поставить под сомнение самое существо вопроса, поскольку
как раз "альтернативных" историй написано не так уж и много. Я, я в
соавторстве с Успенским, Рыбаков, Вершинин, Звягинцев... Абрамов не
в счет... все? Узловые моменты (последовательно): русско-японская
война, 1941 год, Октябрьский переворот, 70-е годы ХIХ века, 1825
год, 1921 год... Так где тутповторяемость и доказательство того, что
"фантазия иссякла"?
А с другой стороны, если окинуть взглядом историю России, то
окажется, что настоящих "узловых моментов" не так уж много, по
пальцам пересчитать. Очень плотно была сбита русская история, ножа
не просунуть...
Вопрос:
В различных статьях Вас неоднократно называют "турбореалистом".
Согласны ли Вы с этим и какой смысл вкладываете в это понятие? (Н.
Ройзман, г.Саратов)
Андрей Лазарчук:
Мы отчасти возвращаемся к первому вопросу. Не только у меня, но и у
некоторых других авторов возникала мысль, что пишут они не
фантастику, а нечто напоминающее ее лишь формально. Термин "турбореализм"
родился спонтанно, авторство его ошибочно приписывается В. Пелевину,
на самом же деле придумал и пустил его в ход В. Покровский. Итак,
что это за направление в литературе?
Есть общепринятое понятие "реализм". Оно подразумевает следующее:
мир веществен, постижим, описуем; литература этого мира пишет правду
о нем и отражает этот мир объективно.
Есть более или менее общепринятое понятие "фантастика". Оно
подразумевает следующее: мир веществен, постижим, описуем; в нем
есть род литературы, который оперирует вымыслами.
Турбореализм подразумевает следующее: наш мир, в основном,
представляет собой коллективный вымысел или, по меньшей мере,
описание, текст, информационный пакет; непосредственно в ощущениях
мы получаем малую толику информации о нем (да и ту, зная кое-что о
механизмах восприятия, можем ставить под сомнение), значительно же
больше - в виде сообщений, прошедших через многие руки. У нас нет
возможности контролировать эти информационные потоки и нет
возможности проверять истинность сообщений. Мы можем лишь принимать
или не принимать их на веру. Таким образом, любое знание о мире
может оказаться в равной степени и истинным, и ложным. Турбореализм
отдает себе отчет в том, что различить истину и вымысел невозможно,
- и тем не менее в этой плывущей информационной среде нужно жить и
принимать решения.
Можно сказать так: турбореализм есть литература виртуального мира, в
котором мы существуем.
Вопрос:
Сейчас многие говорят о кризисе фантастики, а между тем книг на
прилавках не убавляется, наоборот, российские авторы уверенно теснят
американских. За счет чего это происходит - наши стали лучше писать
или все, что можно было перевести, - переведено? (Д. Ключевский,
Санкт-Петербург)
Андрей Лазарчук:
Кризис - для фантастики состояние привычное, хроническое. Да, был
серьезный выброс имен и названий, да, по уровню спроса русская
фантастика уверенно обходит переводную англо-американскую
(феноменальный успех! нигде больше в мире такого чуда не
происходит!) - но достигнуто это дорогой ценой: переходом из статуса
Золушки (которая знает, что на самом-то деле она - прекрасная
незнакомка в хрустальных туфельках) в статус этакой энергичной
хамоватой девки, которая приторговывает и ширпотребом, и собой, и
вообще всем, до чего можно дотянуться. Ясно, что без этого было не
обойтись, такова объективная реальность, "высокая" фантастика не
смогла бы выдержать массированного удара из-за океана (слишком мала
ее аудитория), но сейчас, вроде бы отсидевшись за спиной фантастики
популярной, уцелев, она рискует остаться без читателя вообще. Такой
вот у нас очередной кризис. Не первый и не последний.
Резюме: популярность фантастики возросла, потому что в среднем
писать стали хуже.
|