Ирина Андронати
Разговор с мрачным человеком (Андреем Лазарчуком)
Эксклюзивное интервью для `оЗона` апрель 2000

С писателем Андреем Лазарчуком, автором романов "Опоздавшие к лету", "Все, способные держать оружие", "Транквилиум", "Посмотри в глаза чудовищ" и "Гиперборейская чума" (последние два - в соавторстве с М. Успенским), а также нового романа "Штурмфогель", беседует редактор "Штурмфогеля" (и литературный редактор "оЗона") Ирина Андронати. Названия частей интервью позаимствованы именно из романа "Штурмфогель" - весьма заметно отличающегося от книг, которые Андрей Лазарчук писал раньше...

 

Начало

Ирина Андронати:
Начнем с события, которое пока не слишком широко известно: ты переехал в Питер. Наконец-то. Сколько лет тебя уговаривали уехать из Красноярска?

Андрей Лазарчук:
Последние лет десять.
И.А.:
Можно сказать, вплоть до двухтысячного года. Но ты ведь неоднократно публично заявлял, что переезжать не собираешься...

А.Л.:
Ну... если о чем-то долго и настойчиво говорят, это рано или поздно реализуется. Тем или иным способом. Правда, это событие оказалось несколько неожиданным и для меня самого.

Сбор информации

И.А.:
И как теперь будет выглядеть сотрудничество с Михаилом Успенским? Обещали ведь третью совместную книгу, где - возможно! - будут сведены оборванные сюжетные линии двух первых...

А.Л.:
Написание следующей книги сейчас под вопросом, но... если этому роману суждено быть написанным, судьба как-нибудь извернется и снова сведет соавторов вместе.
И.А.:
То есть ты не исключаешь возможности переезда в Питер и Успенского?

А.Л.:
Как бы это сказать... Чем черт не шутит, пока Бог спит? На худой конец остается Интернет.
И.А.:
Ты, наверное, знаешь, что многие читатели - и, главным образом, те, кто был в восторге от "Чудовищ", - "Чумой" разочарованы.

А.Л.:
Зато авторам "Чума" нравится несколько больше. В профессиональном смысле она сделана тщательнее. Кроме того, архитектурно и ритмически она намного сложнее и интереснее. Впрочем, кому сейчас, кроме авторов, это надо?
И.А.:
Ты это у меня спрашиваешь?

А.Л.:
Нет, это был риторический вопрос. По моим наблюдениям, не только у массового читателя, но и у профессиональных критиков начисто атрофировалась способность к восприятию подтекста, затекста, аллюзий, намеков...

И.А.:
Как я понимаю, авторов огорчает, что главная проблема, волнующая массового читателя, - это кто который кусок писал?

А.Л.:
Да бог с ним, с массовым читателем. Даже те, кто всерьез считает себя критиком, никак не могут въехать, о чем, собственно, это произведение.
И.А.:
Последнюю фразу куда успешней можно трактовать как упрек авторам, нежели критикам.

А.Л.:
Лет пятнадцать назад фраза "Лем - плохой писатель, он пишет так, что я ничего не понимаю" вызывала жизнерадостный смех. А сейчас - ничего, проходит. Уже не стыдно быть тупым и громко требовать объяснений ко всему, что не воспринимается без авторской подсказки.
И.А.:
А что еще изменилось за пятнадцать лет?

А.Л.:
Скажем так: тогда я ничего не умел, но мог всё. Мне так казалось. Сейчас я довольно много умею, но ощущение всемогущества... куда-то делось.
И.А.:
И как ты себя при этом чувствуешь?

А.Л.:
Примерно так же, как мои герои. Они, как правило, проходят такой же путь.
И.А.:
А в собственной гениальности 15 лет назад ты был уверен?

А.Л.:
Как же иначе! Без этого начинающему автору просто не выжить.

И.А.:
Этой уверенности больше нет? Когда она исчезла? И почему?

А.Л.:
Хмм... Наверное, когда всерьез въехал, насколько меня не понимают. Это произошло постепенно...
И.А.:
А подробней можно?

А.Л.:
Когда я пишу, я пишу о вещах достаточно сложных - о простых мне писать неинтересно. И мне кажется, пишу о них вполне понятно. А потом оказывается, что то, что я полагал самоочевидным, лежащим на поверхности, - читателями не воспринимается. "Иное небо", к примеру, принимают либо за политический памфлет, либо за тупой забойный боевичок. Для меня - это почти притча о соотношении цели и средств. Но донести эту мысль до читателя я не смог. Поэтому у меня есть все основания сомневаться в собственной гениальности... Смайлики в интервью ставить можно?
И.А.:
Поставим. А какой у тебя любимый смайлик?

А.Л.:
:Ъ
И.А.:
Гхм... Похож. Возвращаемся к серьезному разговору? Какие публично высказанные мнения о тебе тебя больше всего удивили?

А.Л.:
Ну, во-первых, что я мрачный и серьезный тип... Что я пацифист... что у меня творческий кризис...
И.А.:
Давно?

А.Л.:
Перманентно.
И.А.:
Еще?

А.Л.:
Что я прорабатываю сюжет, а Успенский вставляет приколы.
И.А.:
А на самом деле - всё наоборот?

А.Л.:
Нет, просто - иначе. Главное в нашем соавторстве - это то, что он все время порывается кого-нибудь убить. Чтоб читателю жальче было. А я защищаю. В результате и получается сюжет.

Первый ход

И.А.:
Еще что-нибудь удивительное припомнишь?

А.Л.:
Из самых любимых? Что я терпеть не могу литредакторов.
И.А.:
А почему, собственно? Тебе что, не нравится, как я тебя редактирую?

А.Л.:
Понимаешь, если совсем серьезно... Иметь под боком хорошего редактора - это очень расслабляет. Перестаешь смотреть на текст чужими глазами...
И.А.:
То ли за шампанским идти, то ли за пистолетом...

А.Л.:
Может, лучше совместим? Вмажем по "Бертольду Шварцу"?..
И.А.:
Это как?

А.Л.:
Черный ром пополам с шампанским. И несколько капель бенедиктина. Можно заменить нашатырно-анисовыми каплями.

И.А.:
Вы, батенька, эстет. А интервью?

А.Л.:
Какое интервью?
И.А.:
Твое. Со мной. Отставить "Шварца"!

А.Л.:
Понял, не дурак.

Размен легких фигур
 

И.А.:
Давай коротко и быстро. Любимый цвет?

А.Л.:
Белый.
И.А.:
Любимый размер?

А.Л.:
160-100-72-96.
И.А.
Любимый напиток?

А.Л.:
Джин-тоник, водка-тоник.
И.А.:
Любимое животное?

А.Л.:
Не скажу.
И.А.:
Почему?

А.Л.:
Оно неприличное.
И.А.:
Хорошо, а любимое растение?

А.Л.:
Морская капуста.
И.А.:
А цветы?

А.Л.:
Себе или дарить?
И.А.:
Себе.

А.Л.:
Розы.
И.А.:
А дарить?

А.Л.:
Розы.
И.А.:
А в глаз?

А.Л.:
Хороший вопрос...
И.А.:
Любимая музыка? Исполнитель? Группа? Бард? Отвечать быстро!

А.Л.:
Моцарт. Эдит Пиаф. "Наутилус". Щербаков.
И.А.:
Любимая игра?

А.Л.:
Рэндзю.
И.А.:
В жизни б не угадала. Любимый писатель?

А.Л.:
Один? Хемингуэй.
И.А.:
А два?

А.Л.:
Хемингуэй и Морис Симашко.
И.А.:
Любимое время суток?

А.Л.:
Ночь.
И.А.:
А говорят, кто рано встает, тому Бог дает.

А.Л.:
Извращенцы...
И.А.:
Атеист, небось?

А.Л.:
Агностик.
И.А.:
Ой, не поймут...

А.Л.:
Не привыкать. Когда занимаешься историей и сравнительной анатомией религии, ничего другого просто не остается.

По ту сторону

И.А.:
Поэтому в "Чудовищах", "Чуме" и "Штурмфогеле" столько шпилек по адресу мистики, оккультизма и эзотерики?

А.Л.:
Мистика и эзотерика вообще-то занятны и сами по себе, а уж после литературной обработки... Впрочем, есть еще более занятная область современной мифологии - уфология и все, что с ней связано.
И.А.:
Значит, в летающие тарелки ты тоже не веришь? Ты не вздыхай, ты ответь, народ, может, интересуется. Если фантаст - должОн верить в НЛО.

А.Л.:
А если пишу фэнтези - должОн верить в драконов и черных эльфов?
И.А.:
Темных.

А.Л.:
А в Африке?
И.А.:
Слушай, ну откуда в Африке эльфы? И вообще, кто кого спрашивает? Давай сознавайся про НЛО!

А.Л.:
Сознаюсь: не верю.

И.А.:
А зачем тогда Х-файлы пишешь?

А.Л.:
Зачем-зачем?.. Ладно, отвечу серьезно: подобные проекты - лучший способ занять руки, оставляя голову свободной для обдумывания чего-то своего. Это куда меньшее зло, чем позволить вещи появиться на свет недозрелой. А если не писать совсем - забываешь, как это делается.
И.А.:
И что ты сейчас обдумываешь - пока стучишь очередное приключение Скалли и Молдера?

А.Л.:
Достаточно странную вещь: "Семён по прозвищу Пётр" - вольную фантазию на новозаветные темы.
И.А.:
Ты ее уже года два как начал? Или больше?

А.Л.:
Наверное, больше. Просто в прошлом году резко тормознулся - из-за югославских событий. Когда я начинал, ситуация на Балканах была совершенно иной, и я писал о гражданской войне в несуществующей балканской стране. А когда вымышленные события вдруг стали перекликаться с настоящими, меня остановило. Я не люблю, когда то, что я пишу, выглядит конъюнктурным.
И.А.:
Но ведь уже было такое - в "Ином небе", написанном накануне распада советской империи, как раз и изображен распад империи. Другой, но очень знакомой.

А.Л.:
Тогда эта тема носилась в воздухе. Хотя я писал не об этом. Я просто воспользовался разлитым в воздухе ожиданием, чтобы сказать о совершенно других вещах. Собственно, "Иное небо" - как и развернутый вариант, вышедший под названием "Все, способные держать оружие", - это размышление на тему соразмерности средства и цели. Демонстрация того, как слишком сильные средства деформируют благую цель.

И.А.:
А что носилось в воздухе, когда ты придумал "Штурмфогеля"? Ну, кроме очередного показа по телевизору "Семнадцати мгновений весны"?

А.Л.:
"Штурмфогель" возник из картинок, которые однажды пригрезились мне в полусне-полуяви. Что при этом имело в виду мое подсознание - понятия не имею. Может, хотело развлечься.
И.А.:
Ты говорил, что планировал сразу трилогию...

А.Л.:
Совершенно верно. Просто я хочу сделать перерыв. Я не могу заниматься одним и тем же долгое время. Вернее, могу, но слишком устаю. "Кесаревна Отрада" меня вымотала, как два суворовских перехода. Устать от Штурмфогеля мне бы не хотелось. Поэтому сейчас буду писать космическую оперу. А потом - вернусь к проблемам Верхнего мира. В сущности, и сюжет, и название для второй книги уже есть. "Последний защитник Абадона".
И.А.:
Ты упомянул "Кесаревну". Что за странная история с киноверсиями и переменой названия?

А.Л.:
Глубокий мистический смысл происшедшего мне лично остался недоступен. Почему вместо второго тома "Азбука" решила выпустить два тома под одной обложкой, но оба в сокращенном варианте?.. Бред какой-то. Но слушать меня не стали. Так что, с моей точки зрения, роман "Кесаревна Отрада между славой и смертью" в свет еще не выходил. Надеюсь, что выйдет в этом году, но в другом издательстве и в совершенно другом виде.

Эпилог

И.А.:
Я думаю, на этой оптимистической ноте мы и закончим наш сегодняшний разговор о литературе и мрачном писателе Лазарчуке.

А.Л.:
Я тоже так думаю. Ну что, теперь по "Шварцу"?